Коленька, которого разлучили с матерью, едва она перестала его кормить, уже никогда ее не узнает?
Портрет сынишки Анфиса нарисовала, как это делают люди, не отмеченные талантом художника. «Неужели же, -- думали мы, глядя на рисунок, -- в этой рожице можно найти сходство с живым человеком?» А повнимательнее приглядевшись к Анфисе, обомлели -- так явственно угадывались в ней черты ее ребенка. Но зачем же ей было рисовать сына, если могла его просто сфотографировать?
-- Мне не разрешили выносить из дома фотографии Коленьки, -- объясняет Анфиса. -- Вот я и нарисовала его как сумела…
«Разлучая меня с сынишкой, мне не позволили взять с собой даже его фотографию»
С Сергеем Анфиса познакомилась, когда училась в интернатуре. Он вошел в аудиторию высокий, стройный, уверенный в себе -- и она мгновенно подумала: «Вот бы мне такого мужа!». Как потом выяснилось, и он выделил ее среди других студенток, но признался в этом только через два года. Окончив последнее занятие, попросил Анфису задержаться -- с того все и началось.
Каждый звонок Сергея, каждая встреча с ним убеждали Анфису, что это -- ее судьба. И когда он пригласил ее отдохнуть в пансионате, девушка радостно согласилась, а после того приняла и предложение Сергея выйти за него замуж.
Отца и мать будущего супруга девушка впервые увидела, когда те приехали ее сватать. Вели они себя вежливо, но совершенно отчужденно. И по тому, как отвергли предложения родителей Анфисы разделить свадебные расходы, она поняла, что родниться по-настоящему не собираются. Оказалось, что Сергей -- сын очень состоятельных людей, которые не против милой скромницы Анфисы, но далеко не в восторге от ее окружения. Поскольку совсем уж отвергать это самое окружение было просто неприлично, Анфисе позволили пригласить на свадьбу нескольких -- самых близких. Но как только праздник отшумел, всех их посадили в машины и велели убираться восвояси. Только на несколько минут машины задержались возле дома, где предстояло жить Анфисе, и свекор смилостивился -- разрешил ее родителям заглянуть в квартиру. Обескураженный отец, вспоминает Анфиса, с трудом сдержал слезы обиды: «Любите нашу девочку», -- только и сказал он.
Тревога закралась в сердце Анфисы. Но молодая женщина понадеялась на время -- что оно все расставит по местам. Оно и расставило. Как только закончился медовый месяц, который молодожены провели в Крыму, свекор устроил Анфису в поликлинику, где ее мог контролировать Сергей. А дома ни на минуту не выпускала из поля зрения свекровь.
-- Объяснялось это тем, что меня очень любят, -- вспоминает Анфиса. -- Настоящая же причина заключалась в том, что я была беременна. Семью интересовал будущий наследник! Меня же воспринимали лишь как женщину, которая его вынашивает. Я совершенно не имела возможности укрыться от посторонних взглядов: дверь нашей с мужем комнаты не запиралась, и свекор со свекровью входили, когда им вздумается.
За всю беременность Анфису несколько раз свозили к родителям, им же самим не разрешили ни навещать дочку, ни звонить ей. Конечно, это обижало, однако на решительный протест женщина не отважилась, опять всецело понадеявшись на время: мол, вот рожу -- и свекры оттают. А вернувшись из роддома, Анфиса и вовсе почувствовала себя в семье изгоем. Свекры убедили Сергея, что мать из нее никудышная: ничего, мол, не умеет как следует -- ни запеленать ребенка, ни покормить… и допускали Анфису к Коленьке только на время кормления. Остальное время она была занята хозяйством: приготовить, убрать, постирать. Терпела все ради того, чтобы сохранить семью, но… Чаша терпения переполнилась, когда свекор не впустил в квартиру ее мать, приехавшую повидать внука, а муж выбросил на помойку подарки, которые та привезла Коленьке.
-- В тот момент впервые захотелось забрать ребенка и уйти куда глаза глядят, -- говорит Анфиса. -- Но на улицу меня с сыном не выпускали. Тогда я предложила Сергею: «Давай уйдем на квартиру». Он был как будто не против, но сказал, что прежде отправит меня к родителям отдохнуть, а сам подыщет квартиру. Как выяснилось, это была всего лишь уловка. Сергей говорил, что готов начать все сначала, тем не менее подал на развод, попросив оставить ребенка ему. До суда меня обязаны были пускать к сыну, но за 11 месяцев, в течение которых слушалось дело, Коленьку я видела всего три раза, причем встречи проходили в присутствии охранников из фирмы, где директорствует свекор. Решить проблему со свиданиями пытался опекунский совет, но безрезультатно: и его представителям дверь тоже не открывали.
Анфиса говорила правду: в опекунском совете нам представили акт, из которого явствовало, что в квартиру ее действительно не пускали. Свое мнение по этому поводу совет представил суду. Но тот оставил его без внимания -- место жительства ребенка было определено с отцом. А вопрос свиданий еще не рассматривался. «Но время идет, -- плачет Анфиса, -- и Коленька от меня отвыкает. Когда я вспоминаю, что и как происходило во время моего замужества, то прихожу к выводу, что Сергей меня никогда не любил, но ему нужен был сын, преемник, а его родителям внук, вот они меня и использовали…
А что же Сергей? Просьбу прокомментировать ситуацию он встретил в штыки: дескать, я ее любил, но она оказалась плохой матерью, а теперь еще и жалуется. Претензии, которые он предъявил своей бывшей супруге, всякой нормальной женщине показались бы абсурдными: не так села, не так встала, заснула во время кормления… Видимо, понимая нелепость своих «обвинений», Сергей пригрозил: если мы назовем его имя, газете не поздоровится.
Остаться неизвестным -- его право. Анфиса же не скрывает ни своей беды, ни своего имени. И имя сына просила не скрывать, иначе как ей бороться за материнские права?!
«Дети для моей жены обуза, но в глазах людей позволяют ей называться матерью»
Юную Флору Роман выбрал в жены не случайно: мать бросила ее еще крошкой -- и девочка «мечтала о семье»! Если Флоре, рассудил Роман, не хватало материнской ласки, то своих будущих детей она заботой не обойдет.
Роман был старше своей избранницы на 10 лет, но откуда же ему было знать, что у большинства людей, рано лишившихся родительской опеки, чувство семьи просто отсутствует и это мешает им самим нормально растить уже собственных детей?
Когда на свет появилась Любочка, папа был вне себя от счастья -- еще бы, теперь он сможет заботиться об очаровательном существе! А следом за дочкой родился и сын Васенька. Первые улыбки, первые слова, первые шаги малышей для Романа были настоящими праздниками. Флора же воспринимала все без эмоций, сухо, чтобы не сказать равнодушно. Дети могли часами ползать мокрые, плакать от голода… В редких случаях Флора варила им какую-нибудь кашу, чаще готовил, вернувшись с работы, Роман. Но с ним случилась беда.
Попав на мотоцикле в аварию, он был обвинен в нарушении правил и некоторое время отбывал наказание. Когда же вернулся домой, ему рассказали, как без него жили дети. Обедали под вечер, ну а ужинали едва ли не ночью, и то далеко не каждый день. Готовить Флора не любила, поэтому детей кормила всухомятку. А когда самой хотелось горячего, покупала бутылку водки и шла к соседям -- они, естественно, выставляли закуску. Еще практиковала ложиться в больницу -- ведь там не только кормят! К тому же, полно студентов-практикантов. Люба по-детски непосредственно рассказывала папе, что какой-то дядя дарит маме цветы…
Когда Любочке исполнилось шесть лет, а Васе -- четыре, Флора собрала вещи и исчезла в неизвестном направлении. Как выяснилось позже -- в Черновицкую область, в родное село. И Роман отправился туда. Детей он нашел грязными, нечесаными. С тех пор регулярно приезжал к дочке и сыну с полными сумками гостинцев. Одежду, продукты -- вез все, на что хватало денег. Дети тем временем пошли в школу. Флору совершенно не интересовало, как они учатся. Сейчас Любочке двенадцать лет, но она с трудом читает, а Вася в свои десять знает… всего семь букв.
Роман пытается решить проблему через суд, настаивая, чтобы сына и дочь определили в интернат вблизи его места жительства. Но он инвалид третьей группы -- у него нет руки, а потому не имеет права полностью взять на себя воспитание детей. Вот если бы женился на бездетной женщине!.. Но кто же пойдет за инвалида с таким наследством?
Выбирая в супружестве роль жертвы, не рассчитывайте, что вас пожалеют
То, что рассказывают о себе пострадавшие герои наших историй, можно было бы поделить надвое: каждому человеку свойственно рассматривать происходящее, что называется, со своей колокольни. Но люди, хорошо знающие Анфису и Романа, отзываются о них самым лучшим образом: добры, уступчивы, терпеливы. У всех знакомых просто в головах не укладывается, почему суды приняли решение не в их, Анфисы и Романа, пользу. Действительно, почему?
Председатель Ворошиловского районного суда города Донецка Виктор Ивашура утверждает, что действовал исключительно в интересах ребенка:
-- Сыну Анфисы пошел третий год, и все это время он провел в семье отца. А отцовский заработок позволяет содержать и ребенка, и нянечку для него, а если надо, то и двух. Семью же матери мальчик совсем не знает. Представляете, какой стресс он испытает, если переместить его в другую, незнакомую среду?
А председатель Новоселицкого районного суда Черновицкой области Николай Дутка не видит никаких оснований, чтобы куда-либо перемещать детей Романа. Их развитие и содержание, по его мнению, вполне отвечают установленным нормам. И даже то, что школьные учителя не могут оценить успеваемость детей «из-за частых пропусков и слабых занятий», его, видимо, не смущает.
Как известно, в судебном порядке отбирают детей у женщин и передают их на воспитание отцам или в интернат, если женщины судимы, ведут безнравственный образ жизни или же есть доказательства того, что они совершенно не занимаются воспитанием детей. На это и опираются Анфиса и Роман, обращаясь в вышестоящие судебные инстанции с требованием пересмотреть принятые в отношении детей решения. Однако, как ни грустно это осознавать, успех зависит не только от того, как велит трактовать их проблемы закон, но и от того, как этот закон, в свою очередь, трактуют конкретные люди.
А ведь у каждого из наших героев имелся шанс самостоятельно решить свою судьбу. Почему, например, не стало для Анфисы сигналом опасности поведение свекрови сразу после свадьбы? Хотелось медового месяца в Крыму? Из капкана, который должен был захлопнуться, ее мог вытолкнуть запрет общаться с родителями. Ведь несколько-то раз ее к ним привозили. Ребенок тогда был еще с ней -- вот и осталась бы под отцовской крышей. Но Анфису ждала хорошая клиника!..
Теперь она думает, что отдала родителей на поругание из-за слишком сильной любви к мужу. Но нет такой любви, которая бы оправдывала предательство родителей детьми, а детей -- родителями.
Да и у Романа была возможность позаботиться о детях, но он почему-то дождался, пока их забрали.
Исследователи проблем семьи говорят, что в подобные ситуации попадают люди, избравшие для себя роль жертвы. У жертвы всегда есть алиби -- жертва не виновата в том, что с ней происходит. Эта неизменная позиция до какого-то момента может быть даже удобна. Но, бесконечно отступая, жертва неизбежно сдает жизненно важные рубежи: лишается работы, крыши над головой, а то и близких людей. И вот тогда звучит сакраментальное: «За что?!» На помощь призывается общественность, жертву жалеют, но реальную поддержку она обретает далеко не всегда. И не потому, что так плохи окружающие ее люди, а потому, что человек, пожелавший быть жертвой, пытается взвалить на них работу, которую должен был сделать сам. Он просто хотел быть хорошим, поэтому не произносил слов и не совершал поступков, которые могли остановить обидчиков. Теперь же разбираться с ними предстоит посторонним. А им тоже не хочется быть плохими. Даже если они облечены судебной или административной властью. Отсюда и решения, которые они принимают.
«Facty i kommentarii «. 19 января 2000. Человек и общество
322
Читайте нас у Facebook
