Валентин згурский: «мои слова михаил горбачев воспринял с возмущением: «да как он мог с трибуны верховного совета ссср на весь мир заявить, что мы обманули киевлян? »
Трудовой стаж Валентина Згурского — 56 лет! Из них более двадцати лет он отдал производственному объединению имени Сергея Королева. А у руля столичной власти бывший гендиректор «секретного» завода стоял почти 11 лет.
Киевский горисполком Валентин Арсентьевич возглавил с легкой руки Владимира Щербицкого. Именно годы, отданные столице Украины, бывший ее мэр считает главным этапом в жизни. Воспоминаниями о прожитом главный научный сотрудник НАН Украины, доктор экономических наук, профессор, председатель наблюдательного совета ФК «Динамо» (Киев) Валентин Згурский поделился с читателями «ФАКТОВ».
«Жена — мой самый верный друг, и я очень доволен, что нас свела судьба»
- Валентин Арсентьевич, как собираетесь праздновать столь солидный юбилей?
- Да, вы правы, солидный. Такой юбилей — далеко не рядовое событие в жизни. Это вам не производственное заседание или совещание (смеется).
- Сколько человек ждете в гости?
- Ну, не знаю… Когда мне было 70 лет, то пришло более 700 человек! Думаю, что и на этот раз будет не меньше. Придут те, кто помнит, уважает…
- Когда вы были мэром, под вашим руководством разработали генеральный план развития Киева на период до 2005 года. Скажите, нынешняя столица отличается от той, что задумывали?
- Очень отличается! Я просто не узнаю город. Сегодняшний Киев далеко не тот, каким мы его представляли в генеральном плане! Когда я в 1979 году пришел в горсовет, то удивился, что в нем работают без комплексного подхода к планированию развития города. А ведь так работать нельзя! И мы обратились к правительству Украины, ЦК Компартии Украины с вопросом о необходимости разработки перспективного плана развития столицы Украины. Нас услышали: к его созданию подключили 36 научно-исследовательских и проектных институтов Украины и Союза, а также Академию наук УССР. Этот план был одобрен в ЦК КПУ и правительстве, рассматривали его и в Москве.
- А как Владимир Щербицкий уговорил вас, генерального директора производственного объединения имени Сергея Королева, стать мэром?
- Честно признаюсь, для меня стало большой неожиданностью то, что, как тогда говорили, «есть мнение» избрать меня главой столичного горисполкома. В мои планы это не входило, потому что ранее я решил целиком посвятить себя родному заводу. Тем более что в дирекцию объединения пришел работать пятым по счету человеком тогда еще только строящегося предприятия!
- Попали по распределению?
- Нет. После окончания Киевского политеха меня оставили в институте. Планировал заниматься научной работой. Кстати, в студенческие годы, это было в 1954-м, меня вдруг настигло страстное чувство — влюбился. Моей избранницей стала студентка КПИ. Учились мы на разных факультетах, поженились еще будучи студентами, жили в общежитии. Вскоре мои сокурсники уступили нам маленькую комнатушку, а сами подселились в другие комнаты.
- А долго вы ухаживали за своей будущей женой?
- Наверное, год, не меньше! Представляете, мы с ней жили в одном общежитии и даже не были знакомы. Более того, работая в профкоме, я курировал общежития. Однажды, когда мы проверяли списки студентов на поселение, я… исключил ее из списков — решил, что она не нуждается в жилье. У нее ведь мама была учительницей, а отец — агрономом. Считалось, что такая семья не может быть бедной. Но Вера пела в хоровой капелле КПИ — Заслуженной капелле Украины, которая тогда гремела и за пределами нашего института. За Веру заступилась общественность, и ей таки дали место в общежитии. Когда же хор КПИ отправляли в Москву на концерт в честь 300-летия воссоединения Украины и России, я был во главе институтской комиссии, отбиравшей состав выступающих. Смотрю, в первом ряду сидит красивая кучерявая девушка. Спросил: кто это? Говорят, Вера Кульбака из Запорожья. После репетиции концерта я пошел к нашему общежитию, чтобы встретить Веру… Можно сказать, это была любовь с первого взгляда. Поженились, в общежитии у нас родился старший сын Саша. Жена — мой самый верный друг, и я очень доволен, что нас свела судьба.
«В колхозе сторожил арбузы и дыни на бахче. Это и была первая в моей жизни работа»
- И долго вы в общежитии теснились?
- Когда супруга была в положении, мы стали искать квартиру, ходили по Борщаговке, спрашивали, может, кто сдает. Но никто не хотел пускать молодую семью с ребенком. Спасибо, добрые люди подсказали, что начинает строиться оборонный завод, так называемый почтовый ящик Ь 62. И там, скорее всего, сотрудников обеспечат квартирами. Речь шла о будущем производственном объединении имени Сергея Королева. И как молодой специалист я поступил туда на работу.
- Вы ведь всю жизнь проводили на работе. А домом кто занимался?
- Долгие годы жене по дому и с детьми помогала ее бабушка, которую мы востребовали из Запорожья вскоре после рождения Саши. Так вот, пошел я устраиваться на новый завод. Ищу, а завода нет! Одни пустыри кругом и одинокий «финский» домик — заводоуправление. Сейчас производственное объединение имени Королева — это радиоэлектронная техника военно-промышленного назначения, а также систем управления… Меня взяли на завод инженером, постепенно я дорос до гендиректора.
- Скажите, а почему, собственно, вы выбрали КПИ?
- Да потому что, на мой взгляд, это был и есть один из лучших в стране политехнических институтов. Кстати, конкурсы в нем всегда были и остаются высокими. Я поступил в КПИ без сдачи экзаменов, так как с отличием закончил Киевский железнодорожный техникум.
… До войны мы жили в Староконстантинове-2 Хмельницкой области. Мой отец работал на железной дороге электромехаником связи. Я в 1941 году как раз окончил 7 классов и собирался поступать в железнодорожный техникум, поэтому ходил к отцу на работу, он меня учил работать с техникой связи. 22 июня 1941 года собрался к нему, как слышу: гудит самолет, а потом раздались глухие взрывы. В нашем доме вылетали не только стекла, но и оконные рамы!
Вскоре нас эвакуировали, а отец остался в Староконстантинове-2, его прикрепили к так называемому подрывному отряду. Сначала с мамой и сестрой жили в Казани, затем нас по Волге перевезли в деревеньку Разночиновку под Астраханью. Меня взяли на работу в колхоз. Там я сторожил арбузы и дыни на бахче. Это и была первая в моей жизни работа. Благодаря ей я получал не 200 граммов хлеба как иждивенец, а 400 граммов — как работающий…
Уже после войны, окончив техникум, работал инженером дистанции связи на Юго-Западной железной дороге. Тогда и понял, что для такой ответственной работы мало диплома техникума, поэтому решил поступать в КПИ. А в то время в политехе были так называемые факультеты ускоренной подготовки специалистов.
«Есть мнение забрать тебя на город. Но пока об этом не распространяйся»
- Интересно ваше вхождение в большую жизнь… Вернемся все же к тому периоду, когда Щербицкий предложил вам возглавить Киевский горисполком.
- Я вообще не ожидал этого! В 1979 году Щербицкий приехал к нам в объединение на партийную конференцию, где присутствовало начальство из Москвы — завод подчинялся союзному руководству. После окончания конференции Владимир Васильевич долго что-то обсуждал с министром промышленности средств связи СССР Эрленом Первышиным, который нас курировал. А спустя некоторое время тот вызвал меня в Москву: «Щербицкий хочет забрать тебя на более высокую и ответственную работу». Я удивился, тем более что Первышин не объяснил, на какую именно работу меня «сватают». Интрига была в том, что незадолго до этой встречи меня хотели назначить заместителем министра промышленности средств связи СССР. Правда, в Москву я тогда отказался переезжать. Уговаривал всех, даже в ЦК КПСС, чтобы меня оставили в Киеве. Просил об этом и Дмитрия Федоровича Устинова.
- Как же вам сообщили о переводе на другую работу?
- Щербицкий позвонил по «сотке» и пригласил к себе. Прихожу. Он вышел из-за стола, улыбается, жмет руку. Спросил: как дела, как сыновья, где и как учатся. Мол, они же у тебя такие орлы! Затем стал показывать фото своего внука Володи… Я понял, что идет подготовка к серьезному разговору, и Щербицкий хочет, чтобы я немного расслабился.
А потом Владимир Васильевич спросил: «Ну, сколько ты лет на своем заводе? Двадцать пять? Не надоело еще? Есть мнение забрать тебя на город. Но пока ты об этом не распространяйся. С тобой еще будут говорить на эту тему в Москве». Ведь я, генеральный директор, был номенклатурой Политбюро ЦК КПСС, и без согласия Политбюро меня никто не мог переводить на другую должность. Я стал умолять Щербицкого оставить меня на заводе, но он был непреклонен.
Через три месяца меня вызвал к себе первый секретарь Киевского горкома партии Александр Ботвин и сказал, что я должен выступить в Москве на всесоюзном совещании по трудовым резервам. В нашем объединении неплохо была поставлена работа по подготовке кадров: при заводе профтехучилище, техникум радиоэлектроники, филиал Киевского политехнического института. Так что мне было о чем рассказать.
Свою речь я переделывал несколько раз прямо в поезде. Выступал на совещании третьим. Очень волновался, рассказывал не о Киеве, а о своем объединении. Только сел на место, как ко мне подошел инструктор ЦК КПСС и пригласил прибыть на Старую площадь, в кабинет к члену Политбюро ЦК КПСС Суслову. По дороге все время думал: что же я не так сказал во время выступления?
Меня завели сначала к секретарю ЦК по кадровой политике Капитонову. Он поздоровался, извинился, что нет времени угостить меня чаем, и повел к Суслову. В его приемной сидел помощник. Говорит мне: «Здравствуйте, Валентин Арсентьевич!» — «А откуда вы меня знаете?» — «Как откуда? Вот лежит на вас «объективка». Тогда я все понял.
И вот я в кабинете Суслова. Раньше Михаила Андреевича видел только издалека. Такой высокий, худой человек, в круглых очках, седовласый. Поднимает голову и говорит: «Ага, вот вы какой, Згурский! Присаживайтесь». А я все в голове прокручиваю, как ему сказать, что не хочу и не готов возглавить Киевский горисполком, хочу остаться на заводе. Суслов после каких-то общих фраз обмолвился, что вопрос о моем переводе согласован с членами Политбюро ЦК КПСС: мол, мы будем рекомендовать сессии городского совета избрать вас председателем горисполкома. Все произошло настолько неожиданно, что я не успел ни возразить, ни попрощаться. Опешил и спрашиваю Капитонова: «Как же теперь быть?» «Вопрос уже решен, езжайте в Киев и приступайте к работе», — сказал он.
- Валентин Арсентьевич, а из-за чего вы конфликтовали с Михаилом Горбачевым?
- В 1986 году в первые дни после катастрофы на ЧАЭС встал вопрос о выделении 8,5 тысячи квартир для переселения людей из зоны радиоактивного поражения. Мне позвонил Председатель Совета Министров СССР Николай Рыжков и потребовал немедленно передать эти квартиры переселенцам. Но мы уже вручили очередникам ордера на квартиры, сданные в первом квартале. Как тут быть? Ясно, у людей беда, им надо помочь, но ведь квартиры уже выделены жителям столицы. Состоялся очень серьезный разговор, и я сказал Рыжкову, что это возможно, но если компенсируют стоимость выделяемого чернобыльцам жилья за счет Госплана СССР. Мы тогда сможем построить новые квартиры для тех очередников, которые получили уже ордера.
Судя по всему, Рыжков не готов был к такой постановке вопроса и настаивал на своем. Я же приводил свои аргументы. Потом мне позвонил Михаил Сергеевич Горбачев. Разговор состоялся весьма неприятный, крайне напряженный. Генсек требовал немедленно выполнить указание Рыжкова. Правда, при этом пообещал, что вопрос о компенсации стоимости жилья будет решен.
- И что же было дальше?
- Пришлось отобрать у киевлян-очередников ордера. Чернобыльцев обеспечили квартирами. Шло время, но все оставалось как было, руководство страны оставалось равнодушным к нашим проблемам. И тогда мне — я был депутатом Верховного Совета СССР — пришлось сказать об этом в своем выступлении на очередной сессии Верховного Совета, что руководство страны не сдержало слова, по существу, обмануло киевлян, никакой компенсации за выделенные чернобыльцам квартиры город так и не получил.
Что тут началось!.. Мои слова были восприняты Горбачевым с возмущением, в своем кругу во время перерыва он воскликнул: «Да как он мог с трибуны Верховного Совета на весь мир заявлять, что мы обманули киевлян? Ведь я уже говорил, что все вопросы по Чернобылю практически решены. Надо разобраться с этим строптивым мэром». Немедленно было поручено Щербицкому рассмотреть «непартийное поведение» Згурского на Политбюро ЦК Компартии Украины. Владимир Васильевич, понимая все, смягчил, как мог, этот удар.
Но Горбачев не успокоился, вскоре направил в Киев цековскую комиссию с поручением… «наколупать» побольше негатива, найти «крупные недостатки» в деятельности Киевского горисполкома с последующим рассмотрением вопроса на Политбюро. Речь даже шла о возможном исключении меня из партии. Комиссия ничего особого так и не нашла и после многодневной работы отбыла в Москву.
Через несколько месяцев — утренний звонок из ЦК КПСС: «Срочно летите в Москву, после обеда Киев будет заслушан на Политбюро». В пожарном порядке подготовил с помощниками выступление и сразу же в самолет. Началось заседание Политбюро, меня приглашают на трибуну. Делаю несколько шагов к ней, как меня своим резким вопросом останавливает Горбачев: «Ну, как там, Валентин Арсентьевич, у вас с компенсацией за чернобыльские квартиры?» «Да никак, Михаил Сергеевич, — отвечаю ему. — Вновь подтверждаю: никакой компенсации до сих пор нет». Генсек, конечно же, надул щеки, кого-то там пытался «взгреть», но удар, который был заготовлен для меня, это обстоятельство явно смягчило. Туча пронеслась мимо.
После обсуждения выводов комиссии Политбюро приняло развернутое постановление по Киеву на целую полосу «Правды», в котором было обо всем в общем и ни о чем по делу — в стиле первых «перестроечных» лет. Но самое главное: вскоре Киев получил желанную финансовую компенсацию за те 8,5 тысячи квартир! Они были построены и отданы очередникам. Хотя это и прибавило мне седых волос…
«В Москве очень ревностно отнеслись к музею Великой Отечественной войны в Киеве»
- Валентин Арсентьевич, а с Леонидом Ильичем Брежневым вам приходилось встречаться?
- С Леонидом Ильичем мы в 1981 году открывали Мемориальный комплекс «Украинский государственный музей истории Великой Отечественной войны». Генеральный секретарь специально приехал в Киев для этого. Мы его встречали на вокзале. Брежневу уже сложно было летать самолетами, он приехал в спецвагоне. Потом мы все вместе отправились на открытие комплекса.
Кстати, в Москве очень ревностно отнеслись к нашему музею, ведь тогда там еще не было мемориала на Поклонной горе. Получалось, что Украина первая создала такой масштабный мемориал. Так что здесь был щекотливый политический момент. Помню, Виктор Гришин (первый секретарь Московского горкома партии. — Авт. ) тогда возмущался и все интересовался, за какие деньги Украина отгрохала такой комплекс.
Так вот. Брежнев уже тогда плохо себя чувствовал, приехать в Киев его уговорил лично Щербицкий. После открытия музея в Доме приемов напротив Верховного Совета УССР должен был состояться ужин. Вдруг меня подзывает к себе Владимир Васильевич и говорит: «Срочно езжай в Дом приемов. Когда будешь нас там встречать, на ступеньках подашь руку Леониду Ильичу». Дело в том, что в Доме приемов были очень крутые ступеньки, а генсек передвигался уже с трудом.
Я бросился искать служебные машины, а их, как назло, нет! Но, слава Богу, стояла милицейская. На ней и примчался к Дому приемов. Вскоре прибыла московская делегация. Я подошел к машине Брежнева, его охрана меня не оттеснила — знали, кто я. А Леонид Ильич вышел, посмотрел внимательно и спрашивает: «А ты кто такой?» По рангу мне ведь не положено подходить к Генеральному секретарю ЦК КПСС! Я представился, взял его под руку, и вместе мы стали подниматься по ступенькам — перед присутствовавшими иностранными дипломатами нельзя было показать немощь генсека.
- Валентин Арсентьевич, в ранге мэра Киева вам неоднократно приходилось встречать иностранные делегации. Скажите, кто из высоких гостей произвел на вас наибольшее впечатление?
- Индира Ганди. Очень красивая, обаятельная и эрудированная женщина. Умела расположить к себе, ее шарм чувствовался даже несмотря на то, что мы разговаривали через переводчика. Во время визита Индире Ганди, кстати, присвоили звание почетного гражданина нашего города, и я вручил ей медаль в честь 1500-летия Киева.
Неизгладимые впечатления у меня остались от встречи со Вселенским патриархом Варфоломеем. Во время празднования в 1988 году 1000-летия крещения Руси Варфоломей приезжал в Украину, посещал Киево-Печерскую лавру, которую мы к тому времени отреставрировали, отселили с территории Лавры около 80 разных мирских организаций.
Важным событием в жизни города и всей страны стало празднование 1500-летия Киева. Прибыли многие зарубежные делегации, члены Политбюро ЦК КПСС и Политбюро ЦК Компартии Украины, руководители союзных республик. К этой дате мы реставрировали многие исторические здания, в том числе на Подоле. Был учрежден прекрасный праздник — День Киева, который стал одним из наиболее любимых праздников горожан.
- Знаю, что вы были очень дружны с покойным академиком Виктором Михайловичем Глушковым…
- Конечно, мы и дружили, и отдыхали порой вместе. Бывало, и рыбачили… Ведь Глушков был фанатом рыбной ловли, душой любой компании. Его все любили. Мне часто приходилось ездить с ним в командировки в Москву. И что меня удивляло: ну, выпили по рюмочке в поезде, закусили и спать. А Виктор Михайлович рано утром просыпался и прямо в поезде садился за учебники иностранных языков. Обложится книжками и давай… Он ведь был полиглотом. А подружила нас работа. Ведь объединение имени Королева первым в мире наладило производство управляющей полупроводниковой вычислительной машины. Ее разработал Виктор Глушков. А мне как заму главного инженера поручили выпуск этой машины. Вот тогда-то мы и подружились с Виктором Михайловичем по-настоящему.
Кстати, я взялся за выпуск его вычислительной машины, не особо веря в будущее кибернетики. Но когда она прошла опытно-экспериментальную проверку, успех был ошеломляющим. Оказалось, машина многими производственными процессами управляет лучше, чем человек! Разработкой Глушкова заинтересовались в ЦК КПСС. И вскоре ЦК принял решение строить специализированный завод по производству вычислительных машин в Киеве. Меня назначили куратором строительства. Когда же спустя годы я пришел на работу в горсовет, то на базе разработки Глушкова инициировал создание автоматизированной системы управления городом.
- Валентин Арсентьевич, как вы, будучи подростком, оказались на фронте?
- Моя военная эпопея началась на Казанской железной дороге, где я работал помощником моториста дрезины. Официально водить дрезину я не имел права, так как был несовершеннолетним. А в середине 1943 года нашего моториста забрали на фронт. И начальник дистанции связи помогла мне получить права на вождение дрезины. С этими правами я и попал на военно-восстановительный поезд, который сформировали в Канаше. Меня взяли мотористом. Мама плакала, не хотела отпускать на фронт, но я был страшно горд тем, что стал как взрослый… Мне, тогда 16-летнему парню, приходилось сваривать поврежденные провода. Ужасно было видеть иногда трупы солдат, которые лежали вдоль железнодорожного полотна… Работать приходилось под частыми бомбежками. Под Винницей был ранен, лежал в госпитале. Так что война зацепила меня своим черным крылом…
Вскоре наш поезд был расформирован, а меня оставили в Гайвороне, в школе электромехаников связи. Потом я работал электромехаником связи на станциях Калиновка, Казатин и Бердычев…
- Валентин Арсентьевич, я знаю, что у вас дачный дом в Макаровском районе. Вы крупный землевладелец?
- (Смеется. ) Да какой я землевладелец?! Там чуть больше двадцати соток. Это для меня как отдушина. Но домом и хозяйством занимается в основном моя дорогая супруга. Когда в 1990 году я ушел из горсовета, то понял, что не могу сидеть без дела. Поэтому решили с женой строить дом. Я ведь два созыва подряд был депутатом Верховного Совета СССР, мою зарплату за десять лет перечисляли на сберкнижку. Накопилось где-то 20 тысяч рублей. Мы купили у крестьянки-пенсионерки фундамент начатого уже строительства дома вместе с участком. Построили дом, посадили сад. Да столько деревьев насадили!.. А какие у нас розы великолепные! Еще собаки живут — две кавказские овчарки. Сыновья у меня ведь охотники. Также на даче у нас есть гуси, для них вырыли копанку. Куры тоже есть.
А однажды захотелось экзотики, так завели цесарок. Сейчас у нас 21 цесарка, мы им подрезаем крылья, чтобы они не улетели. Удивительно красивые птицы. Кстати, яйца цесарок хранятся без холодильника 90 дней.
Как-то завели пчел — ведь сад большой, поэтому надо, чтобы деревья опылялись. Сначала купили два улья, а сейчас их уже шесть. Отдых на даче великолепный, но это отдых за работой, к тому же на свежем воздухе. Мне очень полезно, ведь я инвалид-»чернобылец» второй группы… Во время ликвидации аварии на ЧАЭС «хватанул» 110 рентген. А до того немало набралось при выпуске радиометрической аппаратуры.
«Именно вывоз из города радиоактивных листьев спас киевлян от еще большего облучения»
- Кстати, еще о чернобыльской теме. Известно, что Киеву в год Чернобыльской катастрофы выпала судьба «прифронтового города». Расскажите, пожалуйста, куда, например, вывозили из столицы радиоактивные листья?
- Эти листья были огромной проблемой. Их собрали тогда более 250 тысяч тонн! Закапывать нельзя, ведь вся радиация с дождями уйдет в землю и потом в подземные воды. Мне проблема радиации была не в новинку — ведь родное ПО имени Королева занималось выпуском радиоизмерительной и радиометрической аппаратуры. Сжигать листья тоже было категорически запрещено. И тогда мы с председателем Киевского облисполкома Иваном Степановичем Плющом объехали всю область в поисках места для захоронения. Выбрали Обуховское направление. Там, где сейчас свалка отходов, специально соорудили очень надежное хранилище. Так что беспокоиться не о чем.
Но, честно скажу, что по незнанию мы не все делали так, как следует, ведь ряд вопросов для нас был новым. И следовало быстро искать нужные решения. Когда обнаружили, что приборы на опавших листьях просто-таки «зашкаливают», схватились за голову. Кстати, именно вывоз листьев спас киевлян от еще большего облучения. Это помогло на треть снизить радиационную нагрузку!..
В тот год столкнулись мы еще с одной серьезной проблемой. Из Чернобыля в столицу на колесах машин завозили радиоактивную грязь, особенно много ее было после дождей. А ведь машины шли одна за одной. Что делать? Решили на въезде в город проверять весь транспорт и тщательно мыть машины из брансбойтов. Постоянно мылись городские дороги и тротуары, даже невзирая на дождь. Мне тогда звонили в горисполком некоторые «умники» и кричали: «Вы что там, с ума сошли? На улице дождь, а вы все моете и моете дороги!» А что делать, если такова суровая необходимость? Да, мыли, причем круглые сутки.
Как известно, горсовет тогда объявил особое положение в Киеве. Дни и ночи беспрерывно работала городская оперативная группа по ликвидации в Киеве последствий Чернобыльской катастрофы, которую возглавлял я как председатель горисполкома. Мы решали множество проблем. Два года подряд наш штаб ежедневно заседал, контролировал ситуацию и принимал очень важные решения. Мы добились того, что за считанные недели после аварии было сделано все возможное для подачи столице деснянской воды (Десну, к счастью, беда обошла тогда стороной). Оперативно просверлили около 100 артезианских скважин, обеспечивающих киевлян чистой водой из подземных источников. Именно оттуда и берет начало популярная ныне в столице система бюветов.
Добавлю также, что в самые первые дни после аварии положение было критическое. Температура в 4-м реакторе повышалась, и это грозило всенародной катастрофой. Ситуация вынуждала нас срочно готовить план эвакуации населения города. Но в ходе его разработки выяснилось, что вывезти в максимально сжатые сроки почти трехмиллионное население Киева технически невозможно — не позволяла слабая пропускная способность железнодорожного вокзала, аэропортов «Борисполь» и «Жуляны», малая мощность речного флота. Огромного количества машин автомагистрали не пропустят, начнутся массовые аварии и пробки… И только, как говорится, благодаря Богу, который был с нами, опасность миновала — температура в раскаленном реакторе пошла на убыль…
Кстати, вскоре мы обратились к руководству страны с предложением построить в Киеве вторую железнодорожную станцию в районе Быковни — на территории ее болот. Подготовили обоснование строительства. Союзное руководство даже приняло соответствующее решение, выделило городу 250 миллионов рублей. Но наступил 1990 год, и в силу определенных обстоятельств, в том числе созданных горкомом партии, я ушел в отставку. Начались крупные перемены в жизни города и Украины, и строительство второй железнодорожной станции осталось на «мертвой точке». А второй станции как не было, так и до сих пор нет. Увы…
Между прочим, в мире нет города с населением в миллион жителей, где был бы лишь один вокзал.
«Киев был, есть и будет в моем сердце, в моей судьбе»
- Валентин Арсентьевич, вы вошли в историю Киева как человек масштабного мышления, талантливый руководитель. Все ли из намеченного сделали?
- Конечно же, нет. Помимо второй железнодорожной станции, существовали и другие планы, которым в силу разных обстоятельств не суждено было сбыться. Вы же понимаете, что в то время мэр города очень зависел от партийно-государственной зацентрализованной системы, не так уж много возможностей имел для реализации намеченных планов. Иное дело теперь, когда руководитель города или области получил большую свободу действий.
И все же хочу сказать: я рад, что был у руля столицы в весьма интересное и динамичное время. Город рос и развивался по третьему послевоенному Генеральному плану, который разрабатывался под моим руководством в 1985-м. Уже к 1990 году мы вводили ежегодно до 1,5 миллиона квадратных метров жилья, а это значит, что двигалась квартирная очередь. Ведь строилось не коммерческое жилье, а квартиры для очередников и льготников. Было ликвидировано ветхое жилье, и 22 тысячи киевлян получили благоустроенные квартиры. На карте города появились новые крупные массивы: Виноградарь, Троещина, Оболонь, Теремки, Харьковский массив, Позняки. Каждый год в Киеве вводилась новая станция метро. Был сооружен Южный мост, реконструированы площади Октябрьской революции, Победы, Брест-Литовский проспект (ныне проспект Победы. — Авт. ), Набережное шоссе…
Исполком, который мне выпало возглавлять, был мобильной, сильной командой высококвалифицированных управленцев с большим опытом работы, хорошо владеющих вопросами и проблемами жизни городского хозяйства. Именно благодаря этому нам удавалось решать глобальные задачи. Моими боевыми соратниками, единомышленниками, моей опорой были первый заместитель председателя горисполкома Лаврухин, заместители председателя Онищенко, Савчук, Ясинский, Менжерес, Сальников, Баруленков, Кочерга, Фролов, Сергеев, секретари горисполкома Зернецкий, Холоденко…
Я благодарен судьбе, что она свела меня с этими людьми, что вместе с ними шагал по жизни, решал ответственные задачи, которые стояли перед нами — руководством столицы Украины.
Киев был, есть и будет в моем сердце, в моей судьбе. И я счастлив, что живу и тружусь в этом прекрасном городе на нашей украинской земле.
600
Читайте нас у Facebook
