Накрытые перевернувшимся кораблем, обреченные на медленную смерть в образовавшихся воздушных мешках моряки, взывая о помощи, отчаянно стучали по металлу
Когда советские моряки принимали линкор в 1949 году в албанском порту Влера, к группе офицеров Черноморского флота подошел мужчина, представившийся графом Боргезе — руководителем знаменитой группы боевых пловцов, и сказал: «Долго вы на нем не поплаваете». Незнакомец назвал дату гибели корабля, которая практически совпала с моментом трагедии в севастопольской бухте. Бывший линейный корабль «Джулио Чезаре», доставшийся Советскому Союзу в результате раздела итальянского флота между тремя державами — союзниками по антифашистской коалиции (СССР, США и Великобритания). В ту ночь погибли 608 моряков. На протяжении десятилетий разыгравшаяся трагедия оставалась тайной для многих. Обстоятельства гибели «Новороссийска», как и погибшего 7 октября 1916 года на этой же стоянке линкора «Императрица Мария», остаются нераскрытыми до сих пор. Корреспондент «ФАКТОВ» встретился с капитаном 1-го ранга в отставке, членом первого экипажа линкора «Новороссийск», бывшим командиром трюмной группы Юрием Георгиевичем Лепеховым и участником тех трагических событий старшиной 2-й статьи, бывшим командиром отделения электриков группы управления артиллерийской боевой части (БЧ-2) Леонидом Иосифовичем Бакши.
«Это был не боевой корабль, а мусорная свалка»
- Юрий Георгиевич, вы были в составе первой команды, которая приняла «Новороссийск» в Севастополе. Расскажите, что это был за корабль и как вам на нем служилось?
- Начну с предыстории. Я служил на Северном флоте на линкоре «Архангельск» — корабле, который Великобритания передала Советскому Союзу по ленд-лизу. В 1949 году мы отвели линкор в Англию, где и сдали его. Затем наша команда прибыла в Севастополь. Здесь нас разместили в казармах учебного отряда. Помню, уже темнело, когда нас посадили в катера, и мы пошли к только что вошедшему в бухту «Новороссийску». Огромный линейный корабль уже стоял на бочках, правда, после «Архангельска» он не впечатлил нас своими размерами — тот был даже немного больше. Поразило другое — мощные 320-миллиметровые орудия, каких не было ни на одном боевом корабле в мире, и… состояние линкора: это был не боевой корабль, а мусорная свалка.
- То есть?
- Линкор был в крайне запущенном состоянии, на нем, естественно, отразилась его пятилетняя стоянка на Мальте, где вместо положенного полуторатысячного экипажа на нем находились всего лишь несколько человек. А техническое обслуживание отсутствовало вообще. В очень плохом состоянии были общекорабельные системы — трубопроводы заржавели, во многих местах зияли дыры, не выдерживали никакой критики арматура, многие механизмы. В неудовлетворительном состоянии были многие водонепроницаемые переборки, уплотнения дверей и люков… При этом почти не было технической документации. Правда, нашлись разрозненные итальянские документы и чертежи, но пользоваться ими мы не могли — итальянского никто из нас не знал. Примерно через месяц к нам прислали двух лейтенантов — выпускников военного института иностранных языков, однако они совершенно не владели морской терминологией, и ощутимой пользы мы так и не дождались.
Особо хочу отметить бытовые условия, в которых пришлось жить новому экипажу. Начну с того, что на корабле нельзя было кормить людей. Камбузное оборудование обеспечивало лишь обслуживание кают-компании офицерского состава, а на камбузе личного состава, кроме неисправных котлов для варки макарон, ничего не было. Ведь при стоянке в базе экипажи итальянских кораблей жили в береговых казармах, а на корабле их рацион состоял только из макарон, сухого вина и оливкового масла. Поэтому на первое время, пока модернизировали камбуз, на верхней палубе поставили несколько походно-полевых армейских кухонь, которые топили дровами, и на них готовили для моряков пищу.
Не лучше было и с условиями для отдыха. Кроватями служили двух- и трехъярусные койки, подвешенные на цепях впритык в проходных кубриках. Надо было видеть, что происходило в этих помещениях при объявлении тревоги, особенно в ночное время… К тому же в холодное время, особенно при минусовых температурах, в кубриках под неизолированной палубой полубака моряки находились под постоянным конденсатным дождем от обильного отпотевания. Не зря с комплектованием экипажа «Новороссийска» были проблемы. Его основой стал прибывший из Великобритании сокращенный экипаж линкора «Архангельск», а вот выделенные для доукомплектования черноморцы, хватив лиха на приемке корабля в Албании, в большинстве категорически отказывались служить на «этой грязной шаланде» и требовали возврата на свои обжитые и ухоженные корабли. И все же, несмотря на такое запущенное состояние корабля и его преклонный возраст (»Джулио Чезаре» был заложен в 1910 году, а спущен на воду — в ноябре 1913 года. — Авт. ), командование флота поставило задачу в трехмесячный срок привести линкор в порядок, сдать курсовые задачи и выйти в море. О возможности выполнения предписанного в установленный срок могут судить только те, кому довелось служить на больших кораблях в период их постройки и сдачи. Вместе с тем политическая обстановка требовала продемонстрировать способность советских моряков быстро освоить полученные итальянские корабли. После очередной штабной проверки командующий эскадрой контр-адмирал Пархоменко, убедившись в невыполнимости поставленной задачи, устроил офицерскому составу линкора грандиозный «разнос», объявил кораблю «оргпериод» и вслед за этим через пару недель, так и не приняв у корабля фактически ни одной курсовой задачи, в первых числах августа буквально «вытолкнул» линкор в море. В составе эскадры мы подошли к турецким берегам, дождались появления самолета НАТО, убедившегося, что «Новороссийск» плавает, и вернулись в Севастополь. Так и началась служба в составе Черноморского флота корабля, непригодного, по сути, к нормальной эксплуатации.
Несмотря на то что на борту «Новороссийска» были семеро адмиралов, руководство борьбой за живучесть корабля на себя не взял никто
28 октября 1955 года линкор вернулся с последних ходовых испытаний и занял место на якорной бочке в районе морского госпиталя. В 19. 00 трюмный машинист замерил осадку (глубина 17 метров и около 30 метров вязкого ила).
В 1. 31 29 октября под корпусом корабля с правого борта в носу раздался взрыв, по оценкам равный 1000-1200 килограммам тринитротолуола. В 4. 15 корабль опрокинулся через левый борт и в таком положении оставался восемнадцать часов. Только в 22. 00 на следующие сутки корпус полностью исчез под водой.
- При катастрофе погибли 608 человек, включая аварийные партии с других кораблей эскадры, — продолжает Ю. Лепехов. — После взрыва на верхней палубе в кормовой части корабля собрались 800-900 матросов и старшин, которые не были задействованы в борьбе с распространением воды. Люди были построены на палубе в пять-шесть шеренг. К сожалению, никаких мер по эвакуации личного состава с корабля принято не было. Крен возрос настолько, что стоять на палубе было уже трудно, но и тогда никто из моряков не прыгнул за борт без приказа. Команды снять лишнюю одежду и ботинки, надеть спасательные жилеты тоже никто не дал. Правда, за несколько минут до опрокидывания кто-то все же скомандовал покинуть нижние помещения и посты, но значительная часть людей не успела этого сделать. Только тогда, когда корабль стал резко валиться на борт и люди стали срываться и «сыпаться» в воду, кто-то крикнул: «Прыгайте в воду!» Но было уже поздно: людей убивали катящиеся по палубе предметы. Часть моряков, прыгнувших в воду, была накрыта кораблем и погибла. Такая же участь постигла и большинство тех, кто плохо умел плавать.
Много живых моряков осталось в воздушных подушках отсеков опрокинувшегося корабля. Из них удалось спасти лишь девять человек. Через прорезанное в кормовой части днища отверстие вышли семеро человек, еще двоих удалось спасти водолазам, которые достали их в полуживом состоянии из одного из небольших помещений корабля.
- В разных документах говорится, что в день трагедии на корабле были новобранцы. Действительно ли это так?
- Да, их было примерно двести человек. Они прибыли из сухопутных частей без какой-либо морской специальности накануне катастрофы, их должны были обучить по ходу дела. Многие из новобранцев не были даже как следует обмундированы. На кораблях всегда были проблемы с обувью, матросские робы им выдали, а на ногах солдатские сапоги оставались. Почти все они погибли. Около 1000 человек были подняты из воды или сами доплыли до госпитальной стенки. Многие, как могли, помогали друг другу. Пришедший на корабль за месяц до трагедии молодой матрос Сергей Хачатурянц, к примеру, будучи раненным, нашел в себе силы дотащить до берега сослуживца Павла Генералова, которому оторвало руку. Погибших, конечно, было бы значительно меньше, если бы своевременно была начата эвакуация, но, повторяю, за исключением, может быть, нескольких человек, никому и в голову не приходило, что корабль перевернется.
- Внутри корпуса ведь остались люди — что стало с ними?
- На своих боевых постах там сразу погибли около 300 моряков, но были и живые. Обреченные на медленную смерть в образовавшихся воздушных мешках, они отчаянно стучали по металлу, звали на помощь. На корабль через полчаса после взрыва прибыли командующий Черноморским флотом вице-адмирал Пархоменко, начальник штаба флота вице-адмирал Чурсин, другие военачальники, стали прибывать офицеры и сверхсрочники, сошедшие вечером на берег. Через какое-то время на борту уже насчитывалось семеро адмиралов, 28 старших и 40 младших офицеров, но непосредственно на себя общее руководство борьбой за живучесть корабля никто не взял. Командование «Новороссийска» фактически выполняло только отдельные указания высоких должностных лиц.
Во время похорон кладбище Коммунаров оцепили тремя рядами моряков
Старшина 2-й статьи Леонид Бакши, служивший уже пятый год, вспоминает:
- Я уже спал — наше отделение артиллерийских электриков группы управления БЧ-2 располагалось тогда в первом кубрике, и все было спокойно. Как вдруг — удар, и я выпал из койки, потерял на какое-то время сознание, ударившись о переборку. А когда очухался, то был весь в какой-то слизи — не сразу сообразил, что это ил. У меня были разбиты голова, руки. В кубрике было темно, и раздавались крики. Я крикнул: «Прекратите орать!» И, на удивление, шум прекратился, все замолчали. Посмотрел в огромное отверстие вниз — там бурлила вода, поглядел вверх — увидел в проломе верхней палубы капитана 2-го ранга Сербулова — помощника командира корабля. Я оказался в трех метрах от столба взрыва, спасло меня только то, что между ним и мной были рундуки (металлические сундуки. — Авт. ). Поддерживая друг друга, мы, оставшиеся в живых, пошли почему-то не в соседний, четвертый, кубрик, а прямо через пролом полезли на верхнюю палубу. Нас провели в 28-й кубрик, где составили список всех оставшихся в живых из нашего подразделения. И в это время линкор стал наклоняться на левый борт.
Перед опрокидыванием мы сидели у люка, который вел в салон командующего эскадрой (мы там были расписаны по приборке — туда и собрались). Сидели втроем на диване: я, Саша Боголюбов (он остался жив, живет сейчас в Харькове) и Леня Серяков (погиб). Почувствовали, что корабль резко кренится. Леня сказал: «Давайте выбираться». Как только мы оказались на палубе, корабль перевернулся, а я очутился под ним. Спасло меня, по всей видимости, мое умение ориентироваться: я поплыл под водой поперек корабля, сбрасывая с себя бушлат, робу, ботинки, которые, к счастью, были незашнурованными, — и остался в одних трусах. Рядом оказался баркас — крючковой подал мне отвальный крюк, за который я ухватился левой рукой, и так меня втянули в баркас.
Сначала всех спасенных отвезли в госпиталь, а затем, на второй день, в учебный отряд. Из группы управления погибли 12 или 13 человек. Дали нам робу, неновую обувь…
- Как сложилась ваша дальнейшая судьба?
- 13 ноября вышел приказ министра обороны об очередном увольнении, а 22 ноября меня, 25-летнего парня, уволили в запас (25 мне исполнилось 30 октября). Первые похороны, насколько я помню, состоялись 31 октября.
К могиле на кладбище Коммунаров (здесь похоронены 43 моряка, остальные — почти 600 — на Севастопольском братском кладбище. — Авт. ) пропускали в основном «новороссийцев». Мы пришли из учебного отряда строем. Кладбище оцепили двумя-тремя рядами моряков, и гражданские передавали нам цветы, просили положить их на могилу. У меня оказалась такая охапка цветов, что я едва удерживал ее. Всю могилу засыпали цветами — земли не было видно.
Из учебного отряда меня, как и многих, уже никуда не расписывали, а просто уволили. Большинство моряков по ночам вскакивали и бились в истерике — от переживаний…
… Летом 1958 года экспедиция особого назначения приступила к подъему линкора методом продувания. Подготовка к подъему была полностью завершена к концу апреля 1957 года. Генеральную продувку начали с утра 4 мая, и в тот же день завершили подъем. Весть о предстоящем всплытии линкора разнеслась по всему Севастополю, и, несмотря на сильный дождь, все берега бухты и близлежащие холмы были усеяны людьми. Носовая оконечность медленно всплыла после начала генеральной продувки, а корма — еще через час. Всплытие было бурным — вследствие интенсивной продувки, вызванной желанием завершить подъем в присутствии командующего Черноморским флотом адмирала Касатонова.
Корабль всплыл кверху килем
4 мая 1957 года, а 14 мая (по другим данным — 28 мая) его отвели в Казачью бухту (пришлось пробивать соответствующий фарватер). При подъеме линкора вывалилась третья башня главного калибра, которую поднимали отдельно. «Новороссийск» был разобран на металл и передан на завод «Запорожсталь». Стволы 320-миллиметровых орудий до 1971 года лежали напротив Морского училища, дальнейшая их судьба неизвестна.
Много писалось об ошибках, совершенных командованием Черноморского флота в ночь катастрофы, но не говорилось о главном: была ли необходимость в сохранении в составе действующего флота давно устаревшего линкора? К 1955 году его пребывание там потеряло всякий смысл.
889Читайте нас у Facebook
