«спеша на свой день рождения, акушерка ускорила роды -локтями и щипцами буквально выдавила из меня сыночка и сделала его инвалидом… »
Пять лет назад эта не старая еще, боевая и цветущая женщина огорошила корреспондента «ФАКТОВ» заявлением: «Когда умру, прошу моего Русланчика умертвить и положить мне в мертвые руки… »
Тереза Мечиславовна в здравом рассудке. Хотя, послушав рассказ о ее судьбе, не перестаешь удивляться, как после всего пережитого она не сошла с ума и откуда берет силы улыбаться и даже шутить.
«Мои руки оказались прочнее металла, который не выдержал такой работы»
В квартире Хвостенко ничего лишнего, идеальная чистота и пахнет свежевыстиранными простынями. Не все белье помещается на балконе, часть приходится досушивать в комнатах.
В одной из них, свернувшись клубочком под одеялом, спит юноша. Рядом лежат плюшевый мишка, слоник… В это время мама может передохнуть.
- Ой, извините, что я обратилась в газету, — виновато улыбается Тереза Мечиславов-на. — Каждый день вон сколько белья надо перестирать. А стиральная машинка окончательно поломалась. Удобная была, с центрифугой. Ее мне Юля Тимошенко, спасибо ей, подарила в 1997 году. Когда Юлию Владимировну посадили в СИЗО, я попыталась передать ей маленькую посылочку — две шоколадки. Но их вернули. Я к начальству, а мне говорят: кто тебя знает, может, ты хочешь Юлю отравить. Боже, какие глупые люди… Только, наверное, даже эта хорошая машинка не была рассчитана на такие нагрузки. Не выдержала, бедненькая. Это мои руки все выдерживают. Хотя, видите, стали распухать. По ночам болят — иногда спать не могу.
В прошлом году, когда устала ремонтировать, снова написала Юлии Владимировне. Это было еще до «оранжевой» революции. Получила ответ, что мое письмо переадресовано в Киевскую горадминистрацию.
Через некоторое время мне позвонили то ли оттуда, то ли из района: будьте дома, придет инженер, посмотрит, где поставить, подключить… Я обрадовалась!
Но, когда привезли, заплакала. Ну что мне эта круглая бочечка без центрифуги — опять руками отжимай. Господи, говорю, я же просила пусть недорогую, но «автомат»… Наверное, не нашлось у власти для нас с Русланчиком лишней тысячи гривен. Составили чиновники акт о том, что я якобы отказалась от благодеяния, и уехали. Куда теперь обращаться, не знаю. Живем с сыном на его и мою пенсии. А вы же видите, как все дорожает. Хотя 870 гривен добрые люди помогли собрать на стиральную машину. Еще семисот не хватает. Но руки уже отказывают. И давление иногда такое, что кажется, голова лопнет.
Думаю: ведь ничего лишнего не прошу — ни путевок, ни машин. Но без стиральной машинки, если у меня руки совсем откажут, я не то что пирожки не смогу печь Русланчику — мы просто погибнем.
«Акушерка сказала: «Не ты первая, не ты последняя. Родишь еще»
Нередко приходится слышать раздраженное: столько нищих и попрошаек развелось! И что, всем должно помогать государство? До каких пределов можно напрягать бюджет и налогоплательщика? В конце концов, Терезе Хвостенко предлагали сдать ребенка в специнтернат, и ее жизнь сложилась бы иначе… Имеет ли теперь она право что-то требовать у государства?
Имеет. Потому что не ее вина в том, что недобросовестная акушерка угробила ребенка.
- Мы с мужем очень хотели, чтобы у нас появился сыночек, — продолжает Тереза Мечиславовна. — Я была здоровой молодой женщиной. Хорошо оздоровилась в Цхалтубо. Была любима и счастлива в преддверии материнства. Беременность протекала нормально, без малейших отклонений в моем здоровье и развитии малыша.
И вдруг, когда начались схватки и приехала «скорая», я разрыдалась. Меня охватила тревога. Хотя никогда не была трусихой. С тех пор верю в предчувствия.
Привезли в родзал. Акушерка спешила на свой день рождения. Говорила, что коньяк и шампанское уже открыты. И за каких-то два часа буквально выдавила локтями, вытащила щипцами из меня сыночка!
Когда меня мама рожала, бабка-повитуха говорила: нельзя голову ребенка трогать! Там центральный нерв! Я никак не докопаюсь, кто припер в Советский Союз эти щипцы, сделавшие инвалидами не меньше людей, чем война.
Через несколько дней после выписки из роддома мы еще не знали о нашей беде. И вдруг у меня резко подскочило давление. Врач «скорой» сделал укол и заодно осмотрел мою крошку любимую. «Да он же у вас слепой!» — сказал и сам испугался. Районные педиатры добили нас еще одним диагнозом — полная глухота. Причина — нарушение зрительного и слухового нервов во время родов. Позже после длительного упорного лечения Русланчик начал слышать.
Я — к той акушерке. А она мне: «Не ты первая, не ты последняя. Родишь еще… » «Такие, как ты, и второго угробят!» — только и смогла ей ответить.
И доктора, и начальство уговаривали нас с мужем сдать Русланчика в специнтернат. Меня заставляли написать заявление примерно такого содержания: «Я, мать, отказываюсь от своего сына навсегда. Прилагаю оригинал его свидетельства о рождении… » Вы понимаете, что это значит?
Мужа при этом в расчет вообще не брали. Как будто его и не было. Но на него на работе давили больше. Чтобы на меня подействовал. И кто, вы думаете? Женщины! Наверное, матери! Руководящие дамы городского и республиканского масштаба.
Мы с Борисом работали в Министерстве сельского хозяйства. Поэтому к нам и было такое повышенное внимание. Очевидно, наш сын и другие несчастные дети портили радужную идеологическую картинку повального счастливого детства, их надо было спрятать подальше. А может, и вовсе уничтожить?
Ведь что было. До шести лет я научила Русланчика худо-бедно разговаривать. И он одно время посещал детсад. Дети любили нашего сына. Он был тихий, добрый, нежный. Любил собирать и нюхать цветочки, хоть и не видел их, бедный.
Однажды вечером пришла за ним, а он плачет: «Тетя била, тетя била… » Я к заведующей. «Ну и что тут такого, два раза по роже съездила… » — отвечает женщина.
Потом Русланчику сделали какой-то укол, и мой мальчик перестал говорить и слышать. Что ему тогда укололи, до сих пор неизвестно. И теперь общаться с ним могу только я — на языке касаний. Всегда знаю, какое у Русланчика настроение, чего он хочет. Даже какая музыка ему нравится. Он ее, наверное, кожей чувствует. Кобзона и Лещенко любит. А только слышит Эдиту Пьеху, сразу руку мою ищет. Вот не любит баб, и все тут! Крепко обидели они его.
«Нас похоронили на Лесном кладбище»
- Трагедия с сыном укоротила жизнь вашему мужу…
- Конечно. Борис страшно переживал и поддержал меня, когда я в ответ на очередное предложение сдать Русланчика в интернат заявила, что, если соглашусь, мне пища в горло не полезет!
Только какие злые люди бывают. Один сосед — пенсионер, ветеран войны! — обратился в прокуратуру с требованием ликвидировать наш «обезьянник», в смысле забрать у нас Русланчика, а то, видите ли, он якобы мешает ему внуков воспитывать.
- Но ведь ваш сын никогда не кричал, не шумел…
- По Русланчику видно, что он инвалид. Возможно, зрелище не совсем приятное. Но беда ведь может случиться с каждым! Любой человек может оказаться больным, беспомощным.
Раньше мы вывозили его на прогулки в инвалидной коляске. Ее, кстати, подарил тогдашний спикер парламента Александр Ткаченко, вместе с ним мы когда-то работали в Тараще. Но, когда у сына в 15 лет начались приступы эпилепсии, прогулки пришлось прекратить.
А после той кляузы я пошла к прокурору: «Скажите, — спрашиваю, — разве автор жалобы не может когда-нибудь сам превратиться в «обезьяну», как он выразился? Или вы?» «Вполне может, — ответил прокурор. — Вот что, женщина, не волнуйтесь. Занимайтесь вашими мужчинами. А мы предупредим соседа о необходимости уважительно относиться к чужой беде».
Я, ветеринарный врач с высшим образованием, взяла веник, тряпку — и на почту. Полы подметала, газеты разносила. Зато больше времени оставалось для больного ребенка.
Мы перестали в гости ходить, и гости к нам перестали являться. Родня, даже моя мать, от нас отказалась. Дескать, вон военный сдал ребенка-инвалида, учительница сдала, а ты… «А я, — говорю маме, — знаю, что там ему будет хуже, чем дома. Я знаю, как животные иногда страдают, а сказать не могут». Мы с Русланчиком научились понимать друг друга.
Вижу, муж страдает, аж переменился. Говорю: «Давай разменяем квартиру, ты еще не старый, женишься, и я не пропаду. Сварю ребенку картофельную кожуру, сама водичку из-под нее выпью. Но сына никогда не брошу». Муж зарыдал. Он был совестливый у меня. Раз обидит — десять раз пожалеет. Позже от переживаний угодил в психушку. Упекли чужие люди без моего ведома. Спасибо, тот же Александр Николаевич Ткаченко помог его вытащить оттуда, и это продлило ему жизнь. Ибо состояние Бориса в больнице резко ухудшилось. Так я, считай, сама его привела в нормальное состояние, специальную литературу читала.
Но потом пошли инфаркт за инфарктом. А умер муж от банального воспаления легких… Когда гроб с телом Бориса выносили из квартиры, Русланчика, лежавшего тихонько, вдруг затрясло. Он почувствовал горе! Потом долго грустил, плохо ел, тосковал.
Похоронили нас (собеседница так и сказала. — Авт. ) на Лесном кладбище. Люди собрали деньги на хорошее уютное место. Когда кто-то помогает с машиной, привожу Русланчика навестить папу.
- Интересно, сейчас или раньше люди больше помогали?
- Да всегда находится добрая душа. Кто пару килограммов гречки передаст, кто пяток килограммов сахара. Однажды мне даже написала женщина из Германии. Присылала нам посылки. Только они до нас не дошли, почему-то пересылались через религиозную благотворительную организацию, которая одно время взялась помогать нам.
Хороших людей все же больше. Они помогли мне собрать часть денег на стиральную машинку. Надеюсь, помогут собрать и остальные… Главное, что теперь уже никто не пытается лишить меня сыночка. Как-то проживем.
Желающим помочь Терезе Мечиславовне сообщаем ее телефон в Киеве: 513-71-30.
621Читайте нас в Facebook
